Кузнецов Владимир Михайлович закончил энергетический институт в 1980 г. С 1979 г. работал на Чернобыльской АЭС на различных должностях от оператора реакторного отделения до старшего инженера управления реактором. Закончил аспирантуру при ЦНИИЧермет им И.П.Бардина. С 1987 года работал в Госатомнадзоре, занимал посты от инженера-инспектора в окружной инспекции по надзору за безопасной эксплуатацией АЭС Управления Центрального округа Госатомнадзора СССР до начальника инспекции по надзору за ядерной и радиационной безопасностью объектов атомной энергетики Госатомнадзора Российской Федерации. За всю историю существования системы Госатомнадзора был самым молодым начальником инспекции (36 лет). Вместе с коллегами выступил инициатором закрытия более 10 российских объектов атомной энергетики в связи с опасностью их дальнейшей эксплуатации. В результате давления со стороны руководства в 1992 году был вынужден уйти из системы Госатомнадзора РФ.
Кузнецов Владимир Михайлович – директор программы по ядерной и радиационной безопасности Российского Зеленого Креста (РЗК), член Высшего экологического совета комитета по экологии Государственной Думы Российской Федерации, член ассоциации независимых экспертов по безопасному использованию атомной энергии в Российской Федерации, член Международного технического комитета по стандартизации ТК-322 “Атомная техника”, действительный член Российского Экологического конгресса.
Является автором книг:
- “Государственная радиация”, вышедшей в России и Великобритании в 1994 г. при содействии Международного Чернобыльского Фонда безопасности;
- “Российская атомная энергетика. Вчера, сегодня, завтра. Взгляд независимого эксперта”, вышедшей в 2000 г. при содействии Национального института прессы;
- “Основные проблемы и современное состояние безопасности предприятий ядерного топливного цикла”, вышедшей в 2002 г. при содействии Российского Зеленого Креста (РЗК) и Центра журналистики войны и мира.
Является соавтором книг:
- “Руководство по обеспечению радиационной безопасности при локализации и ликвидации радиационных аварий и катастроф на объектах России” вышедшей в 1997 г. при содействии МЧС РФ;
- “Радиационное наследие холодной войны” вышедшей в 1999 г. при содействии РЗК;
- “Плавучие АЭС: угроза Арктике, Мировому океану и режиму нераспространения” вышедшей 2000 г и 2001 г при содействии РЗК и Центра экологической политики.
Имеет более 120 публикаций в национальной и зарубежной прессе, посвященных проблемам безопасного использования атомной энергии в России и за рубежом.
—————————————————————————
Вопрос: Как Вы прокомментируете стремление Казатомпрома внести поправки в законодательство с целью узаконить ввоз и захоронение радиоактивных отходов других государств на территории Республики Казахстан?
Ответ: В 1992 году у меня вышла первая книга, в которой есть интересные цифры. Я сопоставил запасы радиоактивных отходов с данными последней переписи населения. У меня получилось, что в Казахстане на душу населения, включая младенцев и стариков, приходится по 25 тонн радиоактивных отходов. И эти цифры никто не опроверг.
Сейчас, как мне кажется, ситуация стала еще более напряженной. Заинтересованность в подобных делах проявляют не специалисты, а люди, для которых главным является финансовая сторона дела. Если бы эти люди (не только в Казахстане, а везде) хотя бы в общих чертах представляли уровень проблем, связанных с радиоактивными отходами!
Проблема радиоактивных отходов всегда влияет на темпы развития атомной энергетики в стране. Если эта проблема решается, то атомная энергетика в этой стране развивается. В Казахстане кроме установки БН-350, которая работала в г.Шевченко (ныне Актау) (сейчас она не работает), и кроме тех комбинатов и заводов, которые заняты в ядерно-топливном цикле, других объектов атомной энергетики нет. И тем не менее, в стране существуют серьезнейшие проблемы (в Степногорске, Усть-Каменогорске), в том числе с низко- и среднеактивными отходами, с хранением ста с лишним тысяч тонн моноцида тория, а также запасов металлического тория. Это проблемы очень серьезные сами по себе, и взваливать на себя еще дополнительные проблемы – этого я не понимаю!
Сначала надо решить те проблемы, которые на данном этапе существуют в стране, а потом уже заикаться, например, о ввозе радиоактивных отходов, которые можно разместить на ее территории. Кстати, для этого нужно иметь региональные могильники, которых в Казахстане нет. Нужно иметь установки по переработке этих РАО. Этих установок нет. Даже у ближайшего соседа – России – их крайне недостаточно. И мы знаем, чтобы построить эти установки, требуются колоссальные финансовые средства. Показательна шумиха, которая была поднята в России летом прошлого года, связанная с ввозом сюда отработанного ядерного топлива. Это было мощное противодействие, но мы знаем, каким образом Минатом решал эти проблемы. Уверен, что жители Казахстана и не подозревают, какие деньги были задействованы. В качестве примера я могу сослаться на материалы, которые были опубликованы в “Новой газете”. В этих материалах приводились данные, что порядка 50 млн. долларов пошло на “работу” с депутатским корпусом, чтобы добиться проведения поправок. Причем и в России, и в Казахстане существует странная система – решение принимают те люди, которые к проблемам атомной энергетики не имеют никакого отношения. Они не имеют ни соответствующего образования, ни опыта работы.
Например, в России решения по этому вопросу принимались следующим образом. Я подготовил доклад по проблемам безопасности предприятий ядерного топливного цикла, который передал на отзыв нобелевскому лауреату, академику Александру Михайловичу Прохорову. Все-таки он физик, нобелевский лауреат – это достаточно весомо. Рассмотрев эти документы, мою книгу, Прохоров написал заключение и отправил его на имя Г.Селезнева. В заключении (4 страницы) весь мой материал был им детально разобран и черным по белому было написано: “…приостановить законодательный процесс…” Академик рекомендовал прекратить рассмотрение законопроекта до того момента, пока Российская академия наук (РАН) не создаст специальную комиссию с привлечением заинтересованных организаций, всесторонне не изучит этот вопрос и не подготовит рекомендации депутатскому корпусу о том, принимать или не принимать поправки к закону. Академия наук не рассмотрела мой доклад и заключение академика А.М.Прохорова. Хотя эти материалы были нами заблаговременно отправлены в адрес РАН. Независимо от Гринпис мы собрали подписи от лица такой организации, как Московское общество испытателей природы, одного из старейших природоохранных обществ России, история которого начинается с 1847 года. Возглавляет это общество ректор МГУ, академик Садовничий, человек тоже имеющий достаточный вес в научном мире. Он написал письмо в Академию, в котором были даны рекомендации о том, какие вопросы необходимо рассмотреть Академии. Под этим письмом подписались еще 10 академиков. Но и к ним, как и к академику Прохорову, никто не прислушался. Решающее значение имеют родственные связи, поэтому решения принимают Мясоедов, Ж.Алферов, Р.Нигматуллин – брат бывшего заместителя министра атомной энергии…
Вопрос: Не кажется ли Вам, что поправки, принятые в российском законодательстве, и кампания, развернутая в Казатомпроме, за принятие аналогичных поправок, являются звеньями одной цепи?
Ответ: В этом плане Казахстан идет еще дальше, чем Россия. Если по отработанному ядерному топливу поправки и были приняты, то в новом законе, который опубликован буквально два месяца назад, написано, что ввоз в Россию, переработка и хранение радиоактивных отходов запрещены. Ведь в России ситуация с радиоактивными отходами куда более плачевная, чем в Казахстане. Потому что в Казахстане свой срок отработала одна установка, а в России действуют тридцать энергоблоков, плюс предприятия по переработке, которые обслуживают ядерный топливный цикл. Это и Томск-7, и Красноярск-26, и Челябинск-65 («Маяк»). Но у нас все-таки есть места для хранения этих отходов. Кое-где есть установки, на которых они перерабатываются. Несмотря на это, проблемы с радиоактивными отходами – это проблемы, которые сдерживают развитие атомной энергетики в стране. Я думаю, именно эта проблема будет сдерживать развитие атомной энергетики в ближайшие сто – сто пятьдесят лет. Что может произойти с жидкими радиоактивными отходами, мы уже знаем на примере взрыва хранилища в Челябинске-65 в 1957 году. Мы знаем, что Россия не располагает установками по утилизации радиоактивных отходов, эти отходы закачиваются в пласты-коллектора, как это делается в г.Димитровграде, в институте атомных реакторов, в Томске-7 или Красноярске-26. А в Челябинске-65 радиоактивные отходы сбрасываются в открытую гидросистему Кечинского каскада водоемов. Наверное, многие в Казахстане знают, что творится с этим Кечинским каскадом, потому что это недалеко от территории Казахстана.
Вопрос: То есть Вы считаете, что с технической точки зрения захоронение радиоактивных отходов других стран в Казахстане просто не осуществимо?
Ответ: Казахстан не располагает ни установками, ни возможностями, ни персоналом. Грамотный персонал, который был в Шевченко – и те, кто был занят на самом производстве уранового концентрата, и те, кто был занят на эксплуатации БН-350, – постепенно уехал. Наиболее грамотные специалисты перешли на Белоярскую АЭС. Там идет строительство БН-800, более мощного реактора, чем тот, что работал в Казахстане, и чем БН-600 (третий блок Белоярской АЭС). На что надеется Казатомпром, я просто не знаю. Если проводить параллель с Минатомом, основной камень преткновения в Думе – это не технические вопросы, потому что никто из депутатов тоже не знает всей кухни, и это крайне неприятная вещь. Структура расходов Минатома, как правило, находится под грифом секретности, поэтому только 6 из 450 депутатов имеют доступ к секретным статьям расходов Минатома.
Посмотрите, что происходило в России в ноябре 2001 года. Счетная палата во главе со С.Степашиным провела детальное изучение того, как выполняется государственная программа по радиоактивным отходам и отработанному топливу, как расходуются деньги по этой программе. Бюджетные деньги. И пришла к выводу, что деньги потрачены Минатомом нецелевым образом, при этом называется цифра с шестью нулями! И это в России. А что говорить о Казахстане, где положение еще хуже.
Вопрос: Кому выгодно внесение в законодательство поправок о ввозе радиоактивных отходов, помимо самого Казатомпрома? Может быть, есть заинтересованные страны?
Ответ: Конечно, могут быть заинтересованные страны, в том числе и азиатские, которые расположены ближе к Казахстану. Все были бы рады-радешеньки сбросить свои радиоактивные отходы, существующие в той или иной форме, конечно, кроме газообразных.
Я отслеживаю эту информацию. Около года я работал в Усть-Каменогорске и знаю всю эту систему. Казахстанская таможня неоднократно фиксировала контрабандный ввоз ядерных расщепляющихся материалов: и уранового концентрата, и радиоактивного металлолома. Они попадают на землю Казахстана под видом лома. На самом деле это уже твердые отходы. Если Казахстану мало Семипалатинска, если Казахстану мало хвостохранилищ и хранилищ моноцида тория в Усть-Каменогорске, если недостаточно проблем, существующих в Степногорске и Актау, – пусть люди закрывают на это глаза и принимают решение хранить у себя радиоактивные отходы.
Но это же громаднейшая проблема. И самое главное – из этих отходов ничего нельзя извлечь, кроме головной боли, подобно той, которая осталась у нас от Чернобыльской аварии, от аварий в Красноярске-26 и в Томске-7. Зараженной осталась техника, которая лежит под открытым небом и ржавеет. Неужели вы думаете, что если бы из этих отходов можно было бы каким-нибудь образом извлечь что-нибудь полезное, то эта техника продолжала бы валяться? Имеющиеся отходы наверняка бы перерабатывали, если бы из них можно было извлекать хоть что-нибудь полезное. Конечно, оппоненты могут сказать, что на территории Ленинградской атомной станции (Сосновый бор) построили завод по переплавке низкоактивного металлолома. Но это все та же головная боль, потому что этот завод не прошел ни одну экспертизу.
Я был председателем ряда общественных экологических экспертиз и по плавучим атомным электростанциям, и по атомной станции теплоснабжения в Томске-7. Везде все сводилось к тому, что невозможно получить полную документацию, экономические расчеты по расходованию средств. Хоть и обещают давать полную информацию, но никогда она не бывает исчерпывающей. Мало того, все эти расчеты проводятся просто “на коленке”. Так же проводились расчеты по отработанному топливу, в результате чего появилась цифра 20 млрд. долларов, которые мы якобы за них получим.
При расчетах проводятся аналогии с японскими заводами Кажема или Бефеу. Но если так, то суммы должны быть в три раза больше. Если Россия и получит 20 млрд. долларов, то 60 млрд. на это “угрохает”. То же самое и здесь.
Время жизни человеческой ничтожно мало по сравнению с временем жизни радиоактивных отходов. Люди, которые ратуют за их ввоз, получив какую-нибудь мзду, просто сбегут из страны, и им будет абсолютно наплевать, что творится на родине с этими радиоактивными отходами. А через 30-40 лет хранилища потекут, установки прекратят свое существование. Правительство Казахстана столкнется с тем, что надо будет покупать импортные запчасти, чтобы поддерживать эти установки в рабочем состоянии, либо надо будет покупать новые импортные установки, что будет обходиться, увы, недешево. Эти люди из своего кармана не выложат деньги на закупку установок.
Чтобы воплощать в жизнь подобные опасные планы, должны привлекаться независимые эксперты. Да, можно говорить, что этих независимых экспертов мало, что их не хватает, но они есть. Если ты хочешь, чтобы твои дела были чем-то подкреплены, ты должен искать людей, которые под твоими идеями должны подписываться. И подписываться под этими идеями должны не специалисты из Минатома или из МАГАТЭ, которые никогда не дадут отрицательного заключения. Под этими заключениями не должно быть и подписей людей, которые стоят как бы на другой стороне развития атомной энергетики. Например, с одной стороны – Минатом, с другой стороны – Гринпис. Для объективности, ни те, ни другие не должны принимать участия в экспертизе. Эти эксперты должны иметь специальное образование, опыт работы, незапятнанную репутацию на протяжении последних, скажем, 10 лет своей деятельности.