ВСЕ НАЧАЛОСЬ ЕЩЕ В ЮНОСТИ… Вячеслав БЕЛЯЛОВ

Встреча режиссера с активистами детских экологических клубов

Все началось еще в юности, когда я стал ходить в горы, и увидел, как по ущельям бродят горные козлы, архары, летают улары. Идешь, бывало, с рюкзаком, берешь с собой еду, палатку, легкую камеру и с ней два объектива-широкоугольника. Тогда я уже пробовал снимать горных козлов, но скоро понял, что все это далеко не то…

В то время я снимал фильмы и про сельское хозяйство, и про заводы: все, что было положено, то и снимал. Потихоньку пришло понимание, что хочу снимать только животных. В том, как люди ведут себя перед камерой, все-таки есть какая-то неправда. А животные всегда естественны, вы это сами могли видеть.

Тогда, в 60-е, для нас, алматинцев, выросших у предгорий Заилийского Алатау, горы были всем. И когда надо было снимать какой-то документальный материал, мы сразу договаривались, что будем снимать в горах, и нам позволяли. Фильмы про пограничников, про милиционеров, лесников мы всегда старались снимать так, чтобы в кадре были горы.

Поскольку я занимался альпинизмом, то в свободное время ходил в горы с кинокамерой и носил в душе заветную мечту – увидеть животных как можно ближе. А вот как это сделать, надо было думать.

Нужно было найти длиннофокусную оптику – самую мощную, самую большую; но и этого оказалось мало, поскольку такая оптика мешает съемке – возникает эффект марева.

Нужно было всерьез подумать о том, как подойти, подкрасться к животным. Настоящая работа началась, когда мы стали строить засидки. Сядешь за камнем, ветками закроешься и снимаешь. Вскоре выяснилось, что и засидка не всегда помогает: животные видят и слышат человека.

Работали мы обычно с женой, Ларисой Жаббаровной Мухамедгалиевой. Она тоже режиссер и к тому же драматург, закончила Высшие сценарные и режиссерские курсы в Москве. За свою жизнь мы с женой сняли 56 фильмов о животных, посвятили съемкам 30 лет. Теперь на пенсии.

Сначала мы пытались ставить палатки поближе к животным. Знаний нам явно не хватало, но постепенно мы познакомились с егерями заказников, будущих заповедников, с научными сотрудниками Института зоологии. В них мы нашли помощников, людей, которые оказались незаменимы в нашей работе.

Палатки нам не понравились, там всего один вход. Стали думать, как их усовершенствовать. Придумали круглую палатку. Может быть, мы придумали такую палатку одними из первых. Называется “скрадок”. Очень важно, что она похожа на юрту. Ветер ее не снесет, если поставить на крепкие растяжки. Мы убедились, как она удобна в любой местности: в пустыне – на Мангышлаке, в степи и на обледеневшем берегу Каспия. В ней можно сделать и три выхода, и четыре, чтобы смотреть во все стороны, наблюдать за животными.

Постепенно опыт накапливался. Потом мы поняли, что этого тоже мало. Скрадок хорош, но как снять барса, волка, гепарда, рысь? Почему возникли трудности? Потому что все эти животные ведут ночной образ жизни. В дикой природе наблюдать за ними сложно. Нужно было еще что-то придумать. Стали строить загоны площадью до 3-х гектаров. Для этого перегораживали щель в горах, а в пустыне огораживали для съемки большой участок.

Как-то мы снимали фильм с “участием” волков. В Алматинском заповеднике почти год для нас держали целую стаю, чтобы они привыкли к присутствию людей. В Нарынколе наши друзья договорились с колхозом, откуда для кормления привозили падаль – лошадей и овец. А в это время строили загоны, чтобы снять охоту волков на сайгаков. Не надо думать, что в наших фильмах в жестоких сценах погибали дикие животные, которых мы специально отлавливали. Для съемки мы брали или покупали за бесценок больных или старых животных в Алматинском зоопарке.

В середине 80-х мы сняли два художественных фильма: “Гепард возвращается” и “Тигр снегов” (их не раз показывали по республиканскому телевидению). В редком для игрового кино сюжете мы снимали гепарда. Почти год до начала работы над фильмом зверь прожил с нами в трехкомнатной квартире. Мы тогда ему самую большую комнату отдали, постелили на паркет линолеум, огородили проволочной сеткой окна. Специально для гепарда из зоопарка привозили корм, у нас с ними был заключен такой договор. А потом на Чарыне для съемок перегородили целую щель, чтобы зверь никуда не ушел.

Если сейчас мне скажут: “Сними то-то и то-то”, – я не сразу отправлюсь на съемки. Я подумаю, к кому следует обратиться за помощью, где находятся места, где предстоит снимать животных, в какое время года лучше отправиться в экспедицию. Узнаёшь у егерей, лесников о маршрутах переходов крупных животных, местах обитания птиц. Теперь я точно знаю, что косуль и маралов лучше всего снимать во время свадеб, в сентябре и октябре. Есть определенные места, куда они направляются в положенное им время, где их можно дождаться. Например, в пустыне животные посещают солонцы или водопои.

Предположим, мне нужно снимать в ноябре. Каких животных я бы мог снять в это время года? Косуль и маралов я уже не успел бы. Стал бы готовиться снимать горных козлов, архаров. Узнал бы наверняка, куда мне ехать. К примеру, за Капчагай, в Алтын-Эмель. Их лучше всего снимать там. Но надо все предварительно обдумать.

В декабре можно поехать снимать сайгаков. Беркута – в феврале-марте, когда самка откладывает яйца.

Нам очень часто приходилось снимать самых разных птиц. Попадались и очень привередливые. Бывало, найдешь гнездо, пытаешься приспособиться, как лучше снять, но птица не подпускает. Вот орлан-белохвост, пока птенцы маленькие, пуховички, еще позволяет снимать. Как только пройдет дней 15-20, птенцы подрастут, самка к гнезду не подлетает, вот и боишься, что птенцы замерзнут. А если будешь надоедать, она и вовсе бросит гнездо. Все надо учитывать в таких случаях. То же самое с маленькими птицами, которые чаще не позволяют себя снимать. Однажды нам удалось расписную синичку снять лишь потому, что кукушонок, устроившись в ее гнезде, совсем ее, махонькую, замучил.

У нас есть фильм под названием “Беркуты”. Тут нам повезло, это была очень податливая пара. Егеря подсказали нам, где находится гнездо. В первый же день съемок самка допустила, чтобы я находился поблизости. Так я просидел 90 дней в своем “съемочном гнезде”, наблюдая все с самого начала: как самка высиживала яйца, как кормила, воспитывала, как потом подтолкнула птенца, направляя его в первый в жизни полет. Бывало так, что, снимая, мы первыми узнавали то, о чем никто и не догадывался.

Поначалу мы снимали в горах, думали, красивее гор ничего нет. Пришло время открыть иной мир, мы открыли пустыню. Пустыня оказалась так же прекрасна, как и горы, прекрасна своей тайной. Сначала кажется, что идешь будто в пустоте, жара такая, что невольно думаешь, какая здесь может быть жизнь?!

Пустыня живет утром часов до 10-11-ти, и ближе к вечеру с 4-х до 7-8-ми. В это время вылезают какие-то паучки, жучки, ящерицы. Поэтому легче всего снимать обитателей пустыни утром. Так нам удалось для фильма “Зачарованный лес” снять варана, агаму, круглоголовку.

Ночью в пустыне всегда холодно, поэтому утром животные неактивны: варана можно поймать за хвост, посадить в нужное место, и он никуда не убежит. Можно сделать для него загончик. А потом подождать, пока животное согреется и начнет “работать”. Так к съемке мы готовили варана. Потом поймали агаму, накрыв ее мокрой тряпкой, и пока она согревалась да рот разевала, варан ее и сожрал. Это не демонстрация жестокости. Такова жизнь в естественной среде. Оператору важно показать жизнь природы такой, какая она есть. Сейчас по телевизору показывают много фильмов производства ВВС: как охотятся хищники, как лев ловит свою жертву, леопард гонится за антилопой, гепард…

Если вы посмотрите наш фильм “Устюртский муфлон”, то убедитесь, как прекрасны Мангышлак и плато Устюрт: на первый взгляд плато кажется безжизненным. Чинки Устюрта вообще прелесть, удивительной красоты. Когда вы смотрите фильмы, в них есть тексты, они многое объясняют. Возможно, у вас есть ко мне какие-то вопросы?

– Скажите, пожалуйста, Вячеслав Алиевич, как Вы обычно работаете, как Вам удалось сделать так много фильмов?

– Мы старались снимать так, чтобы успеть сделать два фильма за год. Заранее подбирали тематику: что весной можно снять, а что осенью. Любое животное – птица, насекомое, бабочка, к примеру, становились нашими друзьями, все они были нашими братьями. Так сложилось и в работе над художественными фильмами, где снимался наш сын. Ему было тогда лет 10-12, и нужно было сделать все, чтобы зверь к нему привык…

– …Насколько привык, чтобы с ним можно было играть?

– Играть? Не совсем так. Все не так просто. Скорее, чтобы зверь мог позволить себя погладить, покормить. Гепард был совершенно свободен в нашей квартире, все двери были открыты. Но он не позволял просто так к себе подходить. Его никаким образом нельзя было загнать, куда нам нужно. Вот он захотел, зайдет и ляжет на кровати между нами. Захочет, придет на кухню, но нам проявлять инициативу не позволял, такой характер. С барсом то же самое было, но мы его не держали в квартире. Иногда привозили его к себе домой, а в основном общались с ним в зоопарке, где он жил, в вольере, в клетке. Когда мы снимали, он уже был такой ручной, что загон не строили. Натянули рыболовную сетку вокруг дома, за Алматинским озером, и он жил в предбаннике. Захочет есть, зайдет к нам.

С барсом как получилось? Самка родила двоих барсят и одного, к несчастью, задавила, а другого, недельного, забрал смотритель Кусаин (он до сих пор в зоопарке работает) и держал у себя. Барс свободно ходил по зоопарку до тех пор, пока не стал половозрелым.

Все крупные хищники становятся половозрелыми в три года. Может быть, вы когда-нибудь слышали о трагической истории семьи Берберовых из Баку? О том, что люди забыли, не учли, каким опасным может быть половозрелый лев. Кончилось тем, что зверь напал на членов семьи, погибли люди.

С волками то же самое. У нашего известного писателя Максима Зверева (он недавно умер, не дожив несколько месяцев до ста лет) жил волчонок. Взяли его маленьким, все было хорошо, а как три года исполнилось, стал нападать на людей. Потом этот волк снимался в нашем фильме.

Когда сайгака снимали, сделали загон. Думали, чего волков бояться – все нормально. Берешь штатив, идешь в загон и снимаешь, но на всякий случай кто-то сидит с ружьем. Помню, было четыре волка, волчица у них всегда за главную. Уж что она им там сказала, что гавкнула, не знаю. Смотрю, волки меня обходят, в кольцо берут, что-то им не понравилось. До этого я снимал спокойно, а тут… Потом их отогнали метелками, и больше я уже не рисковал. Хищный зверь – это хищный зверь.

– Положено ли Вам иметь с собой какое-то оружие, пистолет к примеру?

– Нет, нет и нет! Я скажу вам сразу. Во-первых, это соблазн большой. А вдруг кто-то захочет из него выстрелить. Оружие никогда не брал с собой. Это был запрет на всю жизнь.

Да, ночью страшно, волки ходят вокруг палатки, жутко воют. И все равно ничего у меня с собой не было, кроме примуса и камеры. И это было общее правило для всех, сколько мы ни работали в группе. За долгие годы у нас сложилась крепкая надежная группа, ассистенты с нами подолгу работали, один шофер проработал с нами лет пятнадцать.

– Вы приручаете животных, они к вам привыкают, а как же потом?

– Что происходит потом с прирученными животными? Мы их отдаем в зоопарк. Гепарда Нэсси, которого мы снимали в художественном фильме “Гепард возвращается”, мы отдали в зоопарк. Там зверь прожил еще лет десять.

О барсах – особая история. В Киргизии был ловец барсов Василий Смолин. Он отлавливал животных, чтобы государство продавало их за границу. За свою жизнь он поймал несколько десятков барсов. Дважды я принимал участие в этом деле вместе с ним. Один раз, когда снимал документальный фильм “Тигр снегов” про барсолова. В горах мы тогда прожили с ним вдвоем полгода. И все-таки поймали барса.

Ловить барсов легко. Любого зверя можно поймать, если знаешь как. Второго мы ловили для игрового фильма. Потом, как обычно, отдали в зоопарк. А из зоопарка брали напрокат для съемок волков, лис. Все как положено. Мы их не убивали. Но был как-то случай. У одного егеря в Карачингиле мы оставили ручного волка. Спустя какое-то время зверь напал на его мать, и его пришлось застрелить.

– Вячеслав Алиевич, покупали ли в советское время Ваши фильмы?

– Я не знаю. Раньше были заказчики: Госкино СССР и Центральное телевидение СССР с руководством в Москве. Половину фильмов мы сняли для ЦТ. Нам за работу платили зарплату, назывались эти деньги “постановочные”. Сейчас – может быть…

– До какого времени Вы получали финансирование? Совершенствовали ли Вы свою аппаратуру?

– До распада Советского Союза. В 1989-1990 годах я снимал для ВВС. Для работы мне оттуда привозили аппаратуру и пленку…

– Не подарили Вам?

– Нет, конечно. Они мне заплатили очень хорошо, в десять раз больше, чем нам платили в советские времена, и меньше в десять раз, как если бы у меня была своя аппаратура. Съемочная аппаратура стоит очень дорого – 150-180 тысяч марок. Если вы видели фильмы производства ВВС, то там в конце фильма идет большой список операторов, из 10-15 фамилий. Все они имеют свою аппаратуру. Если есть своя, снимай где хочешь, хоть в Австралии. Но многие из операторов аппаратуру не покупают, а берут напрокат. Лучшей считается немецкая оптика. Хочешь работать – купи сам. Я себе кое-то купил, но все очень дорого.

Сейчас я не снимаю, я на пенсии, да и денег никто не дает. Раньше государство давало. А сейчас как снимать, если государство средств на такие фильмы не выделяет. Даже не знаю, кто сейчас будет снимать в Казахстане. Любой заповедник, любой заказник требует плату даже за въезд. Последние спонсоры у нас были в 1999 году. Компания “Шеврон” выделила деньги на съемку фильмов про Алтын-Эмель и Арал. Других спонсоров пока не вижу.

– Как долго Вы бывали вне дома, на съемках?

– По девять месяцев в году я бывал в командировках, но не подряд – приезжаешь, уезжаешь. Так не бывало, чтобы я надолго уезжал. Страна у нас большая. Вон какие просторы от Мангышлака до Усть-Каменогорска! По дому скучал всегда. Вернешься, друзей увидишь – радость!

– Какой из своих фильмов Вы считаете лучшим?

– Есть удачные фильмы, есть не совсем. На съемках ведь как: бывает повезет, а бывает и нет. Ведь животные не всегда ведут себя так, как нам хочется. Восемь лет я ждал, чтобы снять гнездовье фламинго.

За два фильма “Дом для серпоклюва” и “Устюртский муфлон” мы с Ларисой Жаббаровной получили Государственную премию Казахстана.

– Ваше любимое животное?

– Беркут и барс. По правде, самый бесстрашный из всех пернатых – это беркут, очень красивая птица – бородач-ягнятник, но тот падальщик, не охотник.