…Плато Устюрт находится на западе Казахстана. Западный чинк Устюрта имеет протяженность 600 километров, достигает высоты 250-300 метров, представляет собой уникальное творение природы.
Там, где чинк закругляется, образуя как бы кратер вулкана с отвесными бортами, на отрезке всего в 40 километров, водятся муфлоны(1), гепарды, каракалы(2).
Это место и сделали заповедным, стремясь сохранить не только этих уникальных животных, но и сам чинк. От времени и сильных ветров чинк приобрел необычный, фантастический вид: замки, улочки, башни.
Скалистый Западный чинк был раскален беспощадным солнцем, словно лавой облит от неуемной щедрости его… Как в дурманном сне, плыл и дрожал он в миражном мареве, каждым камнем и каждой трещиной своей возвращая жар в такой же раскаленный воздух, и огромным кораблем уходил в белесое небо мачтами острых пиков, и горбился, как от большой и сильной волны, и тонул в прозрачных брызгах, и черпал бортом, и кренился, погружая в тягучий знойный мираж каждое свое ущелье… Но он был прикован и сплетен корнями с материнской землей и не мог оторваться даже в грезах своих, не мог и качнуться, стряхивая надоедливый душный сон, и только таял, из века в век заполняя ползущими осыпями глубокие ущелья свои… И еще Западный чинк был домом, домом для таких же древних, как он, муфлонов, круторогих козлов, ловких и осторожных.
…Далеко внизу, из-под самой осыпи, бежит звонкий чистый ручей, бежит всего несколько метров и снова исчезает в очередном каменном завале, и больше уже не показывается на поверхности, сгинув в каменных недрах чинка. Сюда по вечерам и приходят на водопой муфлоны, приходят волки и гепарды, и здесь разыгрываются кровавые драмы, и пресекаются жизни, и в живых остаются только победившие.
Вечереет… Уже побежали вечерние тени по чинкам Устюрта, зачеркивая день. Заквохтали у водопоя прилетевшие кеклики, где-то далеко завыл волк… Как призраки, появились у ручья муфлоны… Откуда взялись эти рыжеватые, песчаного цвета огромные козлы с метровыми рогами, светло-желтой бородой и белым, струящимся почти до земли, подвесом на груди?
…Пришли. Пришли по осыпям и кручам так тихо, как по мягким барханам идет кошка. У водопоя постояли, вслушиваясь, …намочив бороды. Редкие обитатели этой древней земли, бесстрашные в схватке с врагом, они все лето бродят вдали от самочек и козлят, и только на водопое их пути пересекаются.
…Они пили долго, временами прерываясь и оглядывая склоны, словно ждали кого-то. И они появились… Небольшие, стройные самочки с маленькими, чуть закрученными рожками, они выглядывали из-за камней с любопытством и осторожностью, но к ручью не подходили, пока не напились рогачи. Козлы напились и отошли вверх по склону, чуть вразвалочку, легко переступая с камня на камень и заигрывая друг с другом, наклоняли мощные рога свои и трясли бородами, и отскакивали, и снова задирались, …но не ушли далеко, а встали. И тут из-за камней вышли осмелевшие самочки и с ними маленькие серенькие козлята, каждый около своей мамы, шаг в шаг повторяя все ее движения, такие же настороженные и внимательные… К воде подошли не гурьбой и пили не все вместе, а по очереди, и те, кто ждал, все время следили за рогачами… Значит, неспроста стояли на склоне великолепные муфлоны — они охраняли водопой и, если не свое, то стада своего потомство…
…Догорала заря над хмурой, застывшей кратерной воронкой Карамайей, и розовые отблески ее лишь подчеркивали пустоту и одиночество высокого скального чинка… Ущелье уже заливал голубоватый вечер, неся с собой ту удивительную, мягкую и тревожную тишину, которая бывает лишь в такой вот безлюдной каменной пустыне, где взгляд упирается в отвесные кручи чинков, и, не видя дали, успокаивается, и не отыскивает привычных для себя теплых огоньков жилья.
Гепард шел по склону неторопливым шагом, не тревожа мягкими лапами живой осыпи, и, прижав уши, время от времени останавливался, втягивал воздух и неторопливо бил длинным хвостом, а то вдруг прыгал, и словно раззадоривал себя на игру… Почти в самом низу, в глубокой воронке Карамайи, пересекая дорогу, выскочил второй гепард и, обрушившись с разбега, повалил первого в теплый еще песок, и они кубарем покатились большим пятнистым комком. Они сучили лапами, вздымая песок, рычали, оскалив пасти, и били огромными хвостами, то прижимали, то отталкивали друг друга, пока, наконец, не отскочили в разные стороны, отфыркиваясь от песка, …и залегли, неотрывно глядя друг на друга и громко мурлыча. И вдруг вновь в невероятном прыжке схватились, столкнувшись грудью и подминая друг друга, сверкая красотой пятнистых своих тел, скатились прямо в колючий кустарник…
…Гепарды играли. Они были хозяевами этих мест и никого не боялись. Оглашая рычанием сонную Карамайю, они носились по песку и оскальзывались, поднимая тучи пыли, и затаивались, стараясь обмануть друг друга, и вновь неслись навстречу и с радостным мурлыканьем кувыркались, прыгали и мерились силой.
…Был жаркий день. К полудню к водопою потянулись муфлоны. Это были рогачи, и вел их огромный старый самец с бородой и загнутыми массивными рогами. Они шли спокойно, вразброд под горячим солнцем, лениво общипывая ветки кустарников, и темные их силуэты с саблями рогов были видны издалека.
…Но что-то встревожило вдруг старого самца, и он замер, подняв свою голову, и стоял так несколько минут, привлекая внимание стада, и те тоже замерли, не видя и не слыша ничего вокруг, и только смотрели на вожака терпеливо и напряженно, готовые сорваться и исчезнуть в любую минуту, лишь бы знать, откуда опасность. Но старый вожак ничего не слышал, и ему как будто неловко стало от ложной тревоги и старости своей, и он еще выше поднял голову и пробежал мелкой рысцой, и снова встал также, оборачивая все шуткой, и муфлоны снова побрели неторопливо и спокойно.
…И тут только старый вожак увидел опасность, увидел совсем рядом, на каменной гряде, и встретился глазами с холодным взглядом врага. Он отпрянул в сторону, храпя и давясь страхом и призывая за собой собратьев из стада, но те лишь молча смотрели на него… А гепард и не думал гнаться за ним, а, перелетев в мощном прыжке гладкий такыр, отбил от стада молодого самца и погнал его. Молодой что есть силы мчался к спасительным чинкам, но гепард догнал обезумевшее животное и грудью сбил его с ног…
…Полдень. Над раскаленной белой стеной висит жар пустыни. Он струится сквозь призрачные, искрящиеся под солнцем колонны, заслоняя резные бойницы башен, врываясь в узкие, полуразрушенные залы. Кажется, вот-вот все оторвется от земли и исчезнет навсегда. Ни одним движением, ни одной шевелящейся точкой чинк не выдает жизни.
…Наверное, этого часа и ждал каракал, направляясь к водопою. Он бежал вверх по ущелью, не останавливаясь, боясь этих стен и каменных раскаленных громад, что нависали над ним, боясь узости и глубины каньона, и только жажда придавала ему силы. У первой же плиты, где, растекаясь, пропадала вода, каракал остановился и, пригнувшись, почти касаясь грудью воды, стал жадно лакать.
…Каракал остановился только на выходе из ущелья, когда открылся перед ним простор и пустыня дохнула жарким ароматом и успокоила его своей бескрайней желтой гладью. Зверь радостно сузил большие глаза и, усевшись совсем по-домашнему, стал тщательно умываться, приглаживая еще не высохшую от воды шерстку на щеках и подбородке.
…Что-то раскричался большой черный ворон, беспокойно тряся головой и переступая с ноги на ногу. Семья ворона давно живет в высокой остроконечной башне, и ему хорошо видно, что делается вокруг. Все ущелье для него давно стало родным домом, в нем он знает всех и, кажется, нет причины ему тревожиться по пустякам.
…Старая муфлониха перестала щипать траву, остановилось и стадо самочек, тревожно созывая ягнят. Из пустыни шли волки… Их большая стая то пропадала в барханах, то появлялась на гребнях. Они шли легко, словно по твердому грунту, и ничем не выдавали своих намерений. Это была и их земля тоже, и, кроме гепардов, здесь не было никого сильней. И волки могли пойти куда угодно, лечь у всех на виду и выть во весь голос, не боясь быть услышанными. Они это знали и шли не торопясь…
Самка стрелой понеслась к спасительным кручам, уводя все стадо наверх, по белым выветренным стенам, сквозь еле заметные проходы… Все выше и выше мелькали их бурые тени, пока не исчезли в лабиринтах острых неприступных башен.
…А волки не зашли в ущелье, прошли стороной и унесли с собой страх и смятенье, поселив смутную тревогу.
…Жара становилась все сильней, и самки повели козлят дальше, в скалы. Они легко прыгали с камня на камень все выше и выше, пока не исчезли за темной, мрачной стеной, уходящей в небо.
…А в небе высоко-высоко плыли беркуты. Они медленно кружили в прозрачной синеве над раскаленным полуденным чинком, и жар его темных, обветренных скал, казалось, касался их, и они, разомлевшие, парили, распластав огромные крылья, и ждали свежего ветерка или прохладной струи, которая бы подхватила их, взъерошив горячее оперение, и отбросила, унесла в незнакомую даль от сонного, мечтающего о воде и зеленых лугах, старого, истерзанного солнцем чинка.
…Гнездо грифа было высоко в скалах. Оно было огромным, с торчащими в разные стороны сучьями и шерстью. И в таком гнезде как королева восседала самка грифа. Еще издали она заметила своего “супруга” и поняла, что он несет ей что-то, но вида не подала и не посмотрела на принесенную им добычу, не сдвинулась, занимая почти все гнездо. А гриф потоптался немного на краю гнезда, встревоженно заглядывая ей в глаза, словно ожидая ответа. И самка сжалилась, поднялась на ноги и чуть потянулась, вытягивая то одну, то другую лапу, и гриф увидел вдруг маленького, беленького птенчика, плаксиво распищавшегося.
Он был такой маленький у ног этих громадных птиц, такой беспомощный и трогательный, что обе птицы, чуть наклонив головы, как бы с удивлением уставились на него. Он пищал и тыкался клювиком в выстилку, не мог стоять на ногах, мать вдруг спохватилась и, подтянув клювом добычу, стала кормить его. Отец, видно, мешал и занимал слишком много места, и самка толкнула его боком. Гриф слетел с гнезда, но сел рядом на скалы, все так же удивленно поглядывая на чадо свое… А мать вся согнулась над сыночком и подсовывала в клюв мясо кусочками, и трепетала вся от счастья и радости, когда он проглатывал, и смотрела большим коричневым глазом своим неотрывно и ласково.
…Под большой корягой саксаула логово каракала. Оттуда доносится писк. Глинисто-желтая огромная кошка вышла из саксаульника и замерла, поводя черными кисточками на длинных ушах. С появлением котят вся ее жизнь наполнилась беспокойством и страхом за детей. Прежде чем уйти на охоту, она подолгу стояла возле логова, всматриваясь вдаль, ловила малейший запах, все не решаясь уйти…
Котят было трое — пушистые пестренькие комочки. Они возились и играли друг с другом, когда мать уходила надолго, но из логова не выходили. Мать еще кормила их молоком, но, по возможности, уже приносила им мясо, и котята с жадностью тягали и вырывали его друг у друга.
…Сегодня в первый раз кошка взяла с собой на охоту котят. Они уже подросли немного, и оставлять их становилось все труднее. Уж пусть лучше рядом идут и смотрят, как высматривает добычу мать, и ждут…
Семья в этот день преодолела большой путь по пустыне, останавливаясь на тропах муфлонов и джейранов, где мать учила детей различать запахи. Нашли они и след волка, учуяли колонию мышей-полевок, и теперь, усталые и голодные, залегли недалеко от водопоя…
…Стая кекликов прилетела из пустыни и рассеялась у воды, оживленно квохча и перекликаясь. Кошка еще теснее прижалась к земле, напряженно следя за птицами. Глядя на мать, так же затаились котята, внимательно следя за нею. Вот она приготовилась, чуть приподнявшись на высоких ногах, и вдруг метнулась вперед, как большая тень, и накрыла бьющегося кеклика, придавив его лапами. Птицы с шумом взлетели, из-за камней выскочили котята, возбужденные и настороженные. Они подбежали к матери, рыча и фыркая на убитую птицу, тыкались в перья и отплевывались, набивая ими полный рот. Пока с добычей они не могли разделаться сами, но мать была довольна их поведением и терпеливо ждала, когда они исчерпают свой запас злости. Потом она взяла в зубы птицу — пора было домой…
Уже вечерело, длинные тени ползли от высоких чинков, и темнели глубокие каньоны. Лишь южные склоны еще алели под красным закатным солнцем, да высокие останцы светились острыми пиками зубцов… Кошка уходила со своей добычей домой, и котята бежали за ней вслед, гордые первой своей удачной охотой, навстречу взрослой жизни дикого каракала, которую им еще предстояло узнать и прожить.
* * *
1. Муфлон (ovis ammon musimon) – подвид архара; жвачное парнокопытное животное рода баранов. БСЭ. — М., 1974, т.17, с.407.
2. Каракал (felis carakal) – хищное млекопитающее семейства кошачьих. По внешнему виду напоминает рысь. Встречается в Южной Туркмении, изредка в Узбекистане. БСЭ. — М., 1973, т.11, с.1125.
Лариса Мухамедгалиева